...Дерево умерло стремительно. Оно и выросло-то одним духом. Здесь всё взрослеет скоро. И жило дерево, наверное, очень долго. Таким продолжительным было его взрослое состояние, таким упорным стремление как можно выше подняться к солнцу, что оно устало. И так же быстро, как начало жить, перестало быть живым.

Вокруг дерева стояли его сыновья. Были среди них и совсем взрослые, с уже успевшей потрескаться от мороза корой, с упрямыми ветками, не желающими поддаваться ледяному вихрю. И совсем молодые были – тоненькие, похожие на прутики. Но и те, и другие гордо отворачивались от ветра и тянулись к югу - оттуда три месяца в году приходил и ласкал их легкий улыбчивый ветерок. Иногда он приводил с собой белые облака, и тогда над тундрой струился светлый дождь.

Молодая зеленая поросль жалась к стволу старого дерева. Корни дерева и его отпрысков крепко переплелись. Глубоко в землю они не уходили. Спасаясь от вечной мерзлоты, корешки искали тепла и поддержка друг в друге. Союз их был тесен и прочен, как это бывает во всякой доброй семье.

Старое дерево, устав жить, не хотело уйти бесполезно, и тогда его силы, ещё оставшиеся в корневище, забрали сыновья. Они бережно и безболезненно взяли то последнее, что мог отдать отец. И дерево не страдало от долгой боли умирания.
Стоит сухое дерево. Белый ствол, сухие ветки окостенели. Оно стало памятником самому себе...

Сухого дерева белесый остов
Над долом вдаль проклятье простирает.
В его ветвях, изъеденных коростой,
Кружась, осенний ветер завывает.
Так, будто стон моей души услышав,
Мою он муку небу изливает.

Ночь полнолунья обернет его
В свой серебристый саван, и протянет
До горизонта горестную тень.
И эта тень мерилом скорби станет
Для путника, что странствуя в ночи,
Вздохнув, на основ одинокий глянет.